Литвиненко Иван Фёдорович – механик-водитель танка 53-го танкового полка 69-й механизированной бригады 9-го механизированного корпуса 3-й гвардейской танковой армии Воронежского фронта, старший сержант.

Родился 17 сентября 1918 года в селе Поповка Глобинского района Полтавской области в семье крестьянина. Украинец. Член ВКП(б)/КПСС с мая 1942 года. Окончил Глобинскую школу № 5. Работал шофёром Глобинской МТС, затем служащим строительной организации Киевского Особого военного округа.

В 1939 году призван в ряды Красной Армии. В боях Великой Отечественной войны с июня 1943 года. Воевал на Воронежском и 1-м Украинском фронтах.

В ночь на 22 сентября 1943 года механик-водитель танка 53-го танкового полка старший сержант И.Ф. Литвиненко в составе передового отряда механизированной бригады переправился через Днепр в районе села Зарубинцы Каневского района Черкасской области.

В течение трёх суток в составе роты удерживал плацдарм до подхода главных сил полка. 26 сентября 1943 года, участвуя в отражении контратаки пехоты и танков противника, уничтожил танк. В бою 29 сентября 1943 года в районе села Григоровка истребил до взвода гитлеровцев, уничтожил три пулемётные точки и орудие.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 года за мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и удержании плацдарма на его правом берегу старшему сержанту Ивану Фёдоровичу Литвиненко присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 2312).

Войну закончил под Тернополем в 1944 году. Был направлен на учебу в Киевское танковое техническое училище, после окончания которого в октябре 1945 года уволился из армии.

В 1954 году окончил Всесоюзный заочный юридический институт. Капитан юстиции в отставке. Жил в Киеве. Работал в прокуратуре Печерского района Киева, юридическим консультантом в автотресте "Киевсельстройтранс". Являлся заместителем председателя объединённого комитета профсоюзов треста.

Скончался 23 марта 2012 года. Похоронен в Киеве на Байковом кладбище (старая территория).

Награжден орденом Ленина, орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями. 

Из интервью Героя газете "Зеркало недели" (ноябрь 2005 года):

— Иван Фёдорович, вы еще до войны были призваны в Красную армию. Где встретили войну?

— В глубоком тылу, на границе с Ираном. Службу проходил в 136-м отдельном артпарковом дивизионе артполка. В воскресенье 22 июня мы работали в парке. И вдруг подходит ко мне товарищ, Коля Кандауров, и говорит: «Вань, ты знаешь, Германия на нас напала. Только ты никому. Может, это просто провокация?» Прошло полчаса; все шофера уже знали, а где-то за час до полудня была объявлена боевая тревога. Построение в парке, и комиссар дивизиона объявил нам о начале войны. Сразу вспомнились слова моего отца — участника Первой мировой. У него в боку осколок остался с той войны, он задыхался — результат немецкой газовой атаки. Отец, когда провожал меня на службу, сказал: «Попомни, сынок, войны с германцем не миновать»...

— Имея водительские навыки, вам, наверное, не составило особого труда сесть за рычаги танка?

— Вот как раз с этим и возникли проблемы. После некоторых перипетий меня направили для прохождения службы в медсанбат 75-й стрелковой дивизии. Командиром медсанбата был капитан Хурцидзе — добрейший, интеллигентнейший человек. Он попросил меня восстановить хотя бы один автомобиль из 11 неисправных, которые находились в автопарке. Через два месяца все машины были на ходу. Командир доволен, меня чуть ли на руках не носят. А тут как раз вышло распоряжение Государственного комитета обороны о том, что военнослужащих, имеющих среднее образование и служивших ранее в танковых войсках, отправить в танковые училища. А я хотя и не служил танкистом, но страсть как хотелось стать командиром танка, и потом — идет война, а я в тылу. Но не тут-то было, комбат меня ни в какую не хочет отпускать. После уговоров и нескольких рапортов я добился своего. Но пока я уговаривал своего начальника, набор в училище был прекращен. Спустя некоторое время я попал в поселок Арапкир возле Еревана. Там готовили механиков-водителей и заряжающих. Шесть месяцев пролетели как один день, и вот я уже готов уезжать на фронт, ведь после Орловско-Курской битвы наши войска начали освобождение родной Украины. И здесь меня подвело желание быть во всем всегда первым: в стрельбе я первый, по вождению танка тем более.

— И вас как лучшего оставляют обучать новобранцев?

— Мои друзья получают обмундирование, а мне приказали принимать должность инструктора по вождению танка. Я к командиру роты Жукову. Ответ: «Нет». Я к комбату. Грозный дядька такой был. Его категоричность была еще жестче… И здесь я впервые нарушил дисциплину. Решил проигнорировать субординацию и вопреки категорическому запрету обратился к командиру полка. А он, по-видимому, был предупрежден. Я только рот открыл, а на пороге комполка: «Старший курсант Литвиненко, кругом! Трое суток ареста. Бегом в роту!» Я к Жукову. Доложил и выпалил от избытка чувств: «Товарищ старший лейтенант, я хочу на фронт, защищать Родину! Разве кто-то имеет право запретить мне это?» После этого монолога у меня поднялась температура и бросило в озноб. Жуков меня от греха подальше отправил в общежитие. А вечером мне сообщили, что я включен в списки отбывающих на фронт.

— Получилось так, что вы попали с корабля на бал, ведь перед армией Рыбалко, в состав которой вы были зачислены, стояла ответственная задача: форсировать Днепр у Букрина. Сегодня приходится слышать, что решение форсировать Днепр именно в этом районе было ошибкой.

— Без Букрина не было бы прорыва немецкой обороны на Лютеже! Наш гвардейский полк 21 сентября был выстроен буквально на берегу Днепра, и командир полка полковник Суховаров объявил, что для форсирования реки нужны добровольцы. Поднял руку и я, но вот незадача, накануне форсирования Днепра моего командира танка Матвиенко свалила малярия. Помог случай, меня к себе в экипаж взял командир роты Шевгени. В ночь с 21 на 22 сентября наша 3-я рота в составе четырех танков форсировала Днепр. Планировалось бросить на удержание плацдарма одиннадцать танков, но осенняя ночь слишком коротка — на тот берег переправились всего четыре машины. Наша группа в течение трех дней удерживала плацдарм.

Передо мной выгоревшие строки газеты 3-й гвардейской танковой армии «Во славу Родины»: «Первым повел свою машину к бревенчатому настилу причала механик-водитель старший сержант Иван Литвиненко... Огонь немецких пулеметов прижал нашу пехоту к земле. На немецкие позиции танк повел Иван Литвиненко. Он гусеницами раздавил пулеметное гнездо противника. Наша пехота поднялась и пошла вперед, чтоб отбросить немцев от Днепра… Литвиненко водил командирский танк. Он помогал командиру корректировать огонь орудия, указывал Шенгени цели. Неуклюжая машина была послушной, как ребенок, в руках опытного механика-водителя. За первые дни боев танкисты истребили более двухсот гитлеровцев, уничтожили несколько танков, огневых точек противника, бронетранспортеров и мотоциклов. И первым среди танкистов был механик-водитель старший сержант Иван Литвиненко, удостоенный звания Героя Советского Союза».

— А что осталось вне газетных строк и наградных листов?

— Накал боев на Букрине. Мой танк тогда разделали в пух и прах. Как раз спускались с горки, когда нас обогнала «тридцатьчетверка», и здесь в ее бензобаки попадает снаряд. Огонь охватил корму. Я помню, еще подумал, что сейчас такая же болванка попадет в нас. Поэтому кричу командиру: «Товарищ старший лейтенант, нас подобьют». Он: «Вперед!» Ну что здесь делать? И вдруг все померкло. Очнулся ночью от свежести. Голова звенит. Вокруг тихо, только ракеты освещают ночное небо. Снаряд в нескольких сантиметрах над головой прошел. Рядом заряжающий — уже холодный. А командира нет. Позже оказалось, что его вытащили санитары, а нас с заряжающим оставили, подумали, что мы уже погибли. А я к утру завел танк и отправился искать медсанбат. Приехал, там вырыли траншею, я танком наехал на нее, залез под него и там отходил от контузии.

— Вы начинали карьеру механика-водителя за рычагами «Валентайна». Хороший был танк?

— Хорошим его уж никак нельзя назвать, потому как создан был для того, чтобы уничтожать людей.

— Да, но это философия, а с врагом надо было сражаться.

— Признаюсь, я любил его. Прежде всего за надежность и безопасность. Бронезащита у «Валентайна» была то что надо. Ведь снаряд в броне «англичанина» просто увязал как в тесте, не давая ни осколков, ни окалины, которые могли бы поразить экипаж. Он был лучше, чем наши легкие танки Т-26 и Т-70. И среди иностранных, по моему мнению, он держал первенство. Например, американский «Шерман» высокий и приметный. Тот же английский танк «Матильда» из-за особенностей ходовой части был непригоден для нашего бездорожья и мог подвести в любой момент. А вот «Валентайн» был надежным танком — низкий, малогабаритный и, главное, для пересеченной местности Правобережья незаменимый. Особенно это проявилось во время боев на Букринском плацдарме. Боекомплект — 70 снарядов, но мы, конечно же, набирали побольше, складывая их на днище танка словно поленицы дров. Серьезный недостаток — отсутствие осколочных снарядов.

— Почему тогда в прессе об английских да и американских машинах, на которых воевали наши танкисты, ничего не упоминалось?

— Не принято было об этом говорить. Хотя даже тогда мы, рядовые солдаты, понимали, что без заморской помощи ой как тяжело было бы!

— За форсирование Днепра и удержание плацдарма на его западном берегу вы получили звание Героя Советского Союза. Как проходила церемония награждения столь высокой наградой?

— Летом 1944-го должно было состояться празднование годовщины создания нашего 9-го механизированного корпуса. Командир роты сказал мне быть готовым к награждению. Обмундирование у механика-водителя, мягко говоря, не первой свежести. Подворотничка нет. Что делать? Но смекалка солдатская подсказала. Выдрал я из кальсон беленькую тесемочку и пришил к гимнастерке. Стою в строю. Команда: «Старший сержант Литвиненко, к генералу Рыбалко!» Признаюсь, оробел. Выхожу. Доложил, как и положено: старший сержант Литвиненко по вашему… А генерал Рыбалко: «Сюда интенданта». Выскакивает из строя пузатенький тыловик. Командарм и говорит ему: «Почему старший сержант не обмундирован? После награждения выдать обмундирование!» Прикрепил «Золотую Звезду», орден Ленина и обращается ко мне с вопросом: «Что вы желаете?» «Хочу быть офицером-танкистом», — отвечаю. Рыбалко говорит: «Будете, становитесь в строй».

— Наверняка, имея на груди столь высокую награду, вы долго в холостяках не ходили?

— С Олей мы познакомились 29 сентября 1944 года (я уже учился в Киевском танковом техническом училище имени маршала Тимошенко) в парке Шевченко, что напротив Киевского университета. Выяснилось, что оба любим театр. Как раз в Оперном шел «Запорожец за Дунаем». Решили пойти. Пока шли от памятника Тараса Шевченко к театру, поведали друг другу о своей прошлой жизни. Я вообще-то не очень решительный в таких вопросах, но до начала спектакля оставалось полчаса, я возьми и скажи: «Пойдем, мол, зарегистрируем наш брак». Благо напротив Оперного в полуподвальном помещении находился ЗАГС. Ожидал, что Оля словно Наталка Полтавка, как и годится, станет печь колупать или скажет: «Ой, що ви таке кажете, та мені з батьками треба побалакати». А услышал: «А что ты так долго с этим вопросом тянул?» Сейчас думаю, что если бы не те тридцать минут перед спектаклем, то до сих пор ходил бы холостым. Жаль, но единственная любовь Оленька и боевые побратимы смотрят на меня только с пожелтевших фотографий…

Биографию подготовил: Игорь Сердюков