Белоиваненко Михаил Иванович - командир телефонного отделения 133-го гвардейского отдельного батальона связи 25-го гвардейского стрелкового корпуса 7-й гвардейской армии Степного фронта, гвардии сержант.

Родился 8 ноября 1923 года в селе Меловатка Сватовского района ныне Луганской области Украины в крестьянской семье. Украинец. В 1938 году окончил 7 классов Меловатской средней школы, в 1940 году – фабрично-заводское училище в городе Лисичанск Луганской области. Работал аппаратчиком-химиком на Лисичанском содовом заводе имени В.И. Ленина.

В Красную Армию призван в мае 1942 года и был направлен на фронт. Сражался на Сталинградском, Воронежском, Степном и 2-м Украинском фронтах. Принимал участие в боях за Сталинград, в Курской битве, в освобождении Украины.

Командир телефонного отделения 133-го гвардейского отдельного батальона связи (25-й гвардейский стрелковый корпус, 7-я гвардейская армия, Степной фронт) гвардии сержант Михаил Белоиваненко в ночь на 25 сентября 1943 года в числе первых переправился в лодке на правый берег реки Днепр в районе села Бородаевка Верхнеднепровского района Днепропетровской области Украины.

Отразив вражеские контратаки, связисты отделения гвардии сержанта Белоиваненко установили качественную и бесперебойную телефонную связь со штабом корпуса.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1943 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм, гвардии сержанту Белоиваненко Михаилу Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 1354).

В феврале 1944 года был отозван с фронта и направлен на учебу в Мурманское училище связи. В 1946 году стал членом ВКП(б)/КПСС. В 1946 году окончил дважды Краснознаменное Киевское училище связи имени М.И. Калинина, в 1969 году – академические курсы при Военной академии имени М.В. Фрунзе, а в 1966 году – заочное отделение Киевского политехнического института. С 1974 года полковник М.И. Белоиваненко - в запасе, а затем в отставке.

Жил в городе-герое Киеве. Работал старшим инженером комбината «Киевсельстрой». Скончался 3 марта 2001 года.

Награждён орденами Ленина, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями.

СЫН СОЛДАТА

Чудом уцелевший от военного урагана клуб села Калиновка, что на Кировоградщине, был до отказа забит военными. Многие из них прибыли сюда прямо с погромыхивающей неподалеку орудийной канонадой передовой в пропыленных, измятых шинелях. В зале стоял гул голосов. Внезапно он стих На невысокую сцену поднимались генералы и старшие офицеры.

— Места в президиуме торжественного собрания, посвященного 26-й годовщине Великого Октября, прошу также занять Героев Советского Союза, — сказал председательствующий и, заглянув в лежащий перед ним список, продолжал: — Белоиваненко Михаила Ивановича...

В тот момент, когда высокий, совсем еще юный сержант занимал место за столом президиума, в тишине зала внезапно раздался крик:

— Мишка! Сынку!

Сержант резко повернулся на зов и бросился навстречу пожилому солдату. Отец и сын встретились посреди зала, схлестнулись в крепких мужских объятиях, да так и стояли, не в силах оторваться друг от друга, не стесняясь ни чувств своих, ни стекающих по щекам слез радости.

— Думаю, — сказал председательствующий, — ни у кого не будет возражений, если рядом с сыном место в президиуме займет отец, вырастивший такого Героя.

Зал взорвался аплодисментами.

Из клуба в тот вечер Михаил Иванович Белоиваненко вышел с отцом. Звенели в крестьянской хате, где остановился на постой со своими однополчанами боец роты охраны Иван Белоиваненко, алюминиевые кружки, звучали нестройные песни. А когда настало время бойцам отдохнуть, отец и сын вышли на улицу. Была на удивление погожая для ноября погода. Оба Белоиваненко присели на стоявшую у ворот лавочку да так и просидели на ней всю предпраздничную ночь.

— Колы ж ты з дому, сыночок? — спрашивал отец.

— 25 мая 1942 года, отправив последний эшелон с оборудованием Лисичанского содового завода, я приехал домой, в Меловатку.

Мать была на работе, и, не дождавшись ее, я ушел в военкомат и был сразу же направлен в район Сталинграда.

— Як ты воював, сынку, як Гэроя заслужив? — снова спросил Михаила отец.

И сын рассказывал отцу о своем боевом пути. Начался он 1 сентября 1942 года в Сталинграде, куда пришел Белоиваненко после кратковременного обучения в запасном артиллерийском полку. Попал он во взвод минометчиков. В один из первых дней пребывания на фронте юноша проверил минометы и прилег на пожухлую траву рядом с беседовавшими бойцами. Позиция находилась на высоком холме, с которого было хорошо видно господствующий над Сталинградом Мамаев курган, завод «Красный Октябрь», прилегающую к ним часть города. Там все горело. Черный дым медленно полз вниз по течению Волги. В темно-багряном небе тускло светило солнце, обозначенное оранжевым кругом. Лежа на спине, Белоиваненко смотрел вверх, и ему казалось, что он смотрит на светило через закопченное стекло, как это не раз делали они с мальчишками в детстве.

— Здесь сейчас решается твоя и моя судьба, Примаков, — вывел его из задумчивости голос пожилого солдата, которого в роте все звали «Батя». — Есть у нас такие города, на которых вера всего народа в победу держится. Один из них — Сталинград.

На всю жизнь запомнил Михаил Белоиваненко слова старого солдата об ответственности каждого за судьбу матери Родины. Помнил и в ту сентябрьскую ночь сорок третьего, когда он, теперь уже командир отделения связистов, форсировал Днепр.

Накануне их 25-й гвардейский стрелковый корпус совершил под покровом ночи тридцатикилометровый марш и расположился в прибрежном лесу. День ушел на подготовку к высадке на Правобережье.

Форсировать Днепр начали в три часа ночи. Отделение Белоиваненко спустило на воду сооруженный на двух лодках плот и отчалило от берега. Чуть выше по течению плыла большая группа бойцов. Это обнадеживало, вселяло уверенность в успехе.

Все дальше от родного берега уходил плот. Каждый на нем занят своим делом. Лазоненко направляет сложенный на помосте бухтой телефонный кабель и тот змейкой соскальзывает в днепровские волны. Мальцев, Файзулин, Чернышёв и Киреев — на веслах. Белоиваненко наблюдает за противоположным берегом и рекой, направляет плот по курсу. Еще метров 150—200 и — берег. Но в это время фашисты заметили оживление на реке. В небо взвились ракеты. И сразу вокруг все загрохотало, засверкало. Там, где на большом плоту, прижавшись друг к другу, плыли около двухсот бойцов, река закипела от разрывов мин и снарядов. Гитлеровцы подожгли стоявшие на высоком берегу колхозные стога сена и соломы. Вокруг стало светло, как днем. Огонь с берега усилился, стал точнее. Вот в плот угодил снаряд, за ним второй. По реке поплыли бочки, куски досок, бревна. Xватаясь за них, оставшиеся в живых бойцы продирались сквозь взрывы, град осколков и пуль к правому берегу.

Свиста этого снаряда в стоявшем над Днепром сплошном грохоте Белоиваненко не слыхал. Он лишь почувствовал, как его вместе с плотом медленно подняло над волнами, и тут же он оказался в холодной воде. Попытался вынырнуть, но ударился головой о что-то твердое. «Под плот попал»,— мелькнула тревожная мысль. Задыхаясь, последними усилиями рук греб против течения, и голова вынырнула рядом с остатками плота. Схватился за край уцелевшей лодки и осмотрелся. На обломках настила стонали раненые Мальцев и Киреев.

Рядом темнели бухта с полевым кабелем и аппарат. Ящик с патронами и гранатами поглотил Днепр. С двух сторон к остаткам плота подплывали Лазоненко и Чернышёв. Файзулина не было видно нигде.

— Костя, Миша, — крикнул Белоиваненко, обращаясь к Лазоненко и Чернышёву. — Раздевайтесь! Будем оставлять плот и прокладывать линию связи без подручных средств переправы.

«А как быть с кабелем?» — мелькнула мысль. Не раздумывая, подтянулся на руках, достал конец провода, обмотал вокруг груди, а бухту сбросил в реку. Холодная вода обжигала тело, взрывы вскидывали к ночному небу фонтаны, вокруг противно чмокали пули и осколки, но смельчаки упорно двигались к берегу, находившемуся в 300—400 метрах.

Течение сильно снесло связистов. В прибрежных водах из-под воды торчали валуны. Прячась за них, связисты двинулись вперед. Но засевшие на крутом берегу гитлеровцы быстро их обнаружили и короткими пулеметными очередями отрезали путь к сражающимся выше по течению десантникам. Несколько десятков фашистов скатилось с обрыва. На фоне пылающих колхозных построек Белоиваненко отчетливо видел, как они метались у самой реки, не решаясь, видимо, входить в холодную воду.

— По фашистам — огонь! — крикнул Белоиваненко. Он опустился за камнем на одно колено в воду и ударил по мечущимся на берегу фигурам из автомата. Вражеские пули, попадая в валуны, с треском откалывали от них камни. Острые осколки их с фырканьем разлетались в стороны. Один из них сильно рассек сержанту руку выше локтя.

— Форвертс! Форвертс! — раздался на берегу крик. Фашисты бросились в воду. Завязалась рукопашная схватка. Но что могут трое против нескольких десятков? Мокрых, окровавленных красноармейцев гитлеровцы выволокли на берег и привели в траншею к офицеру. Тот тут же приказал одному из солдат отвести пленных в село, в штаб.

Недолог путь от берега Днепра до села Бородаевки — всего десять минут ходьбы. Но и за это время солдат может успеть сделать многое. Белоиваненко представил себе мечущегося по берегу в поисках их, связистов, комбата Степного, сидящего на левом берегу у молчащего аппарата начальника связи корпуса полковника Токарева. Но не успел еще ничего решить, когда увидел, как Лазоненко, точно уловив ход мыслей командира, вдруг охнул и присел на землю, как будто подвернул ногу.

— Аухштейн! — заорал на него конвоир и замахнулся автоматом. Опустить его он не успел. В мгновение ока Белоиваненко перехватил автомат и изо всех сил рванул на себя. Не выпуская из рук оружия, фашист грохнулся на землю. На него тут же навалились Чернышёв и Лазоненко. В несколько секунд с гитлеровцем было покончено. Напрямую, через огороды, связисты бросились назад к Днепру, где гремел бой. Внезапно Лазоненко остановился и придержал руками бегущих рядом товарищей.

— Что? — но понял Белоиваненко.

— Послушайте, — сказал Лазоненко.

Справа вперемешку с характерным металлическим скрежетом, нарастая, доносилось гудение моторов. Сомнений нот — идут танки. Вот на фоне озаренного пожаром неба из-за холма выполз один, за ним другой, третий... Белоиваненко и его товарищи насчитали двадцать две машины. Танки, перевалив через холм, спускались в небольшую балку и там замирали.

— Сосредоточиваются, — произнес Чернышёв, — Утром могут так двинуть, что будем все мы глотать днепровскую воду.

— Для нас сейчас главное — обеспечить связь между берегами, — возбужденно заговорил Белоиваненко. — Вперед! — скомандовал он.

Вражеские окопы оказались пустыми. Путь к Днепру был свободен. Связисты бросились к реке. Белоиваненко быстро нашел оставленную у двух приметных валунов нитку кабеля и установил связь. Как только включил аппарат, на другом конце провода сразу раздался голос Токарева.

— Вы куда пропали? — кричал он. — Будете отвечать за задержку связи!

Белоиваненко взглянул на часы. С тех пор как они начали форсировать Днепр, минуло менее полутора часов. Если бы Фёдор Дмитриевич знал, что за это время связисты потеряли половину личного состава, приняли неравный бой, были схвачены врагами, бежали из плена и установили связь. Но ничего этого не знал полковник Токарев. Командир корпуса генерал Сафиуллин каждые пять минут требовал от него связи, а он требовал ее от своих солдат. Трубку взял комкор Сафиуллин.

— Кто у аппарата? — поинтересовался он.

— Командир отделения связистов сержант Белоиваненко.

— Немедленно разыщите мне «седьмого», — приказал генерал.

Волоча за собой полевой кабель, связисты побежали вдоль воды. «Седьмого», то есть майора Степного, они нашли в отбитой вражеской траншее.

— «Седьмой» слушает, — схватил трубку Степной и после вопросов комбата стал докладывать: — С берега фашистов выбили. Сейчас небольшой передых — готовимся к броску на Бородаевку...

— Там у них в балке танки, больше двадцати штук, — вставил Белоиваненко.

— Тут вот связисты подсказывают, что... — комбат посветил фонариком на карту, — в квадрате четырнадцать гитлеровцы скопили более двадцати танков. Хорошо бы по ним сейчас эрэсами ударить... Тебя требует, — сказал он, передавая связисту трубку.

— Слушай меня, сержант, слушай и запомни каждое слово, — услышал Белоиваненко голос Сафиуллина. — В течение суток ваша нитка будет единственной между нами. Как командир приказываю, а как отец прошу: береги ее больше жизни своей, не дай порваться...

Прошло минут пятнадцать. И вдруг воздух вздрогнул, загудел, загоготал. С левого берега понеслись десятки огненных комет. Они опускались за крутым склоном. Там выросли оранжево-черные столбы из огня, земли и дыма.

Ослабленные ночным боем, подавленные залпами «катюш», гитлеровцы не смогли оказать сильного сопротивления, когда десантники пошли в наступление на Бородаевку. К утру село стало нашим. Однако в течение дня фашисты десять раз ходили в контратаку, пытаясь вернуть Бородаевку. В том, что ни одна из них не была для гитлеровцев успешной, немалую роль сыграла четко работающая связь. Когда же отдельные группы врагов просачивались на улицы Бородаевки, Белоиваненко, Чернышёв и Лазоненко брали в руки автоматы и вместе со всеми вступали в бой.

Когда к следующему утру на правый берег переправились основные силы корпуса, трех израненных и контуженных связистов извлекли из полуобрушившегося под взрывом снаряда погреба, где находился последний пункт связи. Оборванные, грязные, окровавленные Белоиваненко, Лазоненко и Чернышёв предстали перед командиром корпуса.

— Спасибо вам, сынки, спасибо, — приговаривал генерал, обнимая по очереди каждого из них. — Подготовьте документы на Героев Советского Союза, — сказал он начальнику штаба.

Биографию подготовил: Кирилл Осовик