Лобов Валентин Николаевич
06.04.1936 -
27.10.2002
Герой Социалистического Труда
Лобов Валентин Николаевич – слесарь Пензенского завода точной электромеханики Пензенского производственного объединения «Электромеханика» Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР.
Родился 6 апреля 1936 года в городе Пенза.
В 1954-1954 годах работал электромонтером на Пензенском велозаводе имени М.В. Фрунзе. В 1954-1955 годах – слесарь завода вычислительных электрических машин (ВЭМ). В 1955-1958 годах служил в Советской Армии.
После увольнения из Вооруженных Сил в 1958-1961 годах – вновь слесарь завода ВЭМ. В 1961-1987 годах – слесарь Пензенского завода точной электромеханики (с 1976 года – головное предприятие Пензенского производственного объединения «Электромеханика»).
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 мая 1977 года за выдающиеся производственные успехи, достигнутые в выполнении плана на 1976 год и принятых социалистических обязательств, Лобову Валентину Николаевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
Избирался депутатом Пензенского городского Совета депутатов, членом Пензенского горкома КПСС.
Жил в Пензе. Умер 27 октября 2002 года. Похоронен на Аллее Славы Новозападного кладбище в Пензе.
Почетный гражданин города Пензы (02.02.1982).
Награжден 2 орденами Ленина (20.04.1971, 13.05.1977), орденом «Знак Почета» (20.04.1971), медалями.
Родился 6 апреля 1936 года в городе Пенза.
В 1954-1954 годах работал электромонтером на Пензенском велозаводе имени М.В. Фрунзе. В 1954-1955 годах – слесарь завода вычислительных электрических машин (ВЭМ). В 1955-1958 годах служил в Советской Армии.
После увольнения из Вооруженных Сил в 1958-1961 годах – вновь слесарь завода ВЭМ. В 1961-1987 годах – слесарь Пензенского завода точной электромеханики (с 1976 года – головное предприятие Пензенского производственного объединения «Электромеханика»).
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 мая 1977 года за выдающиеся производственные успехи, достигнутые в выполнении плана на 1976 год и принятых социалистических обязательств, Лобову Валентину Николаевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
Избирался депутатом Пензенского городского Совета депутатов, членом Пензенского горкома КПСС.
Жил в Пензе. Умер 27 октября 2002 года. Похоронен на Аллее Славы Новозападного кладбище в Пензе.
Почетный гражданин города Пензы (02.02.1982).
Награжден 2 орденами Ленина (20.04.1971, 13.05.1977), орденом «Знак Почета» (20.04.1971), медалями.
Публикация с сайта http://lyubeznyj.narod.ru/.
ОДИН ДЕНЬ И ВСЯ ЖИЗНЬ
Он, как всегда, проснулся прежде, чем старые сердобские ходики прокуковали шесть раз. Полежал чуть-чуть, привычно слушая тишину спящего дома, потом встал, прошлепал босыми ногами на кухню, где утреннее солнце теплым светом золотило половицы, поигрывало в стеклах распахнутого настежь окна.
У плиты уже хозяйничала жена. Сейчас наскоро приготовит завтрак, и, пока Валентин Николаевич бреется, они перекинутся несколькими словами о всякой житейской всячине.
— Валь, Лиля вчера пристала— буду, говорит, какие-то брюки необыкновенные шить...
— Мало ей джинсов, что с Кубы привез?
— Да она, понимаешь,—Людмила Алексеевна тихонько прыснула в ладонь,—хочет из брезента, что ли, шить, говорит—крик моды.
— Ну, тогда смотри, мать, в оба, а то, пожалуй, отхватит кусок от чехла нашего «Запорожца».
Валентин Николаевич укоризненно качает головой, а небольшие острые глаза под крутым лбом смеются:
«Однако и выдумщицы эти семнадцатилетние девчонки. С Олегом проще. На год моложе сестры, а серьезный растет паренек. Впрочем, все ли знают родители? В таком возрасте каждый из этих акселератов на голове готов ходить». Валентин Николаевич любит детей. И не только своих. У него вообще к молодежи сильная тяга. Может, оттого, что сам рос в многодетной рабочей семье и в трудные послевоенные годы, рано повзрослев, ходил за младшими в отцовском доме. Недавно вот увидел на улице, как пожилая женщина ругает парня, успевшего хлебнуть с утра:
— Видела бы тебя мать такого... Эх, молодежь нынче пошла непутевая!
— Вот это вы зря,—вмешался Валентин Николаевич.—Молодежь у нас хорошая—грамотная, работящая. А этот... Лобов подошел к парню, заглянул в глаза:
— И не стыдно?
— Д-р-руга... в армию... п-рровожал...
— В армию—это хорошо, но зачем же напиваться? Ты где живешь-то?
Как народный депутат Валентин Николаевич Лобов работает в постоянной комиссии по делам молодежи Пензенского городского Совета. Относится к этому делу столь же серьезно и ответственно, как и к производственным заданиям в своем цехе. Как только выпадают свободные часы, идет в заводские общежития, ЖЭКи, детскую комнату милиции. Да и на заводе он все время с молодежью—наставник с большим стажем, дал путевку в рабочую жизнь многим слесарям, которые и сейчас трудятся рядом с ним, в том же механическом цехе. Вот, к примеру, Гордеев Леонид— замечательный слесарь. Или Голубин Виктор. Сейчас он, правда, в армии, но пишет Лобову, что после демобилизации обязательно вернется в цех.
... Пока мы с Валентином Николаевичем обычным его утренним маршрутом идем от дома, где он живет, к заводской проходной, я слушаю рассказ о том, как важно бережно и чутко относиться к людям, окружающим нас, уметь в каждом разглядеть доброе начало.
— Дали мне ученика. Рослый, косая сажень в плечах,—Лобов руками показывает, какого здоровяка поручили ему опекать.—Но, понимаешь, с брачком оказался. Пока смотришь за ним—старается, работает, как пчелка. А чуть отвернулся, он уже «перекуривает», а то и вообще улизнет куда-нибудь. Однажды явился в цех навеселе. Дальше—больше. Через месяц прогулял, стал работать спустя рукава. Мы в цехе, естественно, всполошились. Вызвали парня для серьезного разговора, сделали внушение—не помогает. Объявили выговор, лишили премии—тот же результат. Мастер участка говорит, надо ставить вопрос об увольнении. Зашел мое мнение узнать. А я что? Действительно, если здраво рассуждать, так выгнать надо. Только и сомнение имелось: ведь поначалу-то неплохо, совсем неплохо получалось у новичка. Если бы не теперешнее его равнодушие к работе и собственной судьбе, все могло сложиться. Я же не слепой—было у него раньше стремление получить специальность, читался в глазах интерес к нашему слесарному делу. А потом сник парень, все у него наперекосяк пошло.
Вот я и говорю мастеру: «Выгнать с завода, конечно, можно. Дело нехитрое. Ну, а дальше что? Уйдет от нас, поступит на другое предприятие, там будет прогуливать, пить, опять его уволят, а то в историю какую-нибудь некрасивую попадет. Покатится у человека жизнь кувырком...» После того разговора с мастером Лобов подошел к ученику, спросил: «Ты где живешь?» И стали они каждый почти день уходить с завода вместе, хотя дом Лобова совсем не по пути был. Дичившийся поначалу молодой рабочий привязался к своему наставнику, почувствовал, что добра желает ему Лобов. И постепенно рассказал Валентину Николаевичу о себе, о своей жизни, о неприятностях в семье, из-за чего все и началось. Нет, нелегко и не сразу удалось вернуть человеку веру в себя и в людей, наставить на правильный путь. И не только Лобову надо сказать за это спасибо. Но факт остается фактом. Его бывший ученик стал хорошим слесарем, даже ездил не так давно на областной слет передовиков производства.
... Вот так незаметно за разговорами и подошли мы к заводу точной электромеханики, где работает Валентин Николаевич Лобов.
С виду заводское здание напоминает научно-исследовательский институт или большое конструкторское бюро. Строгое, современной архитектуры, с широкими светлыми окнами. Сходство усиливает мозаичное панно на фасаде, символически изображающее излет научно-технического прогресса человечества. Пензенский завод ГЭМ—головное предприятие производственного объединения «Электромеханика» —действительно имеет самое непосредственное отношение к научно-техническому прогрессу. Здесь изготавливают перфорационные вычислительные машины, которые широко применяются для механизации учетно-вычислительных работ в научно-исследовательских институтах, торговых и промышленных предприятиях, банках. Нет, пожалуй, такой отрасли народного хозяйства, где бы не использовали вычислительные машины с пензенской маркой.
Рассказывая мне о заводе, на котором проработал четверть века слесарем, Валентин Николаевич с законной гордостью сообщил, что машины с товарным знаком ТЭМ можно встретить не только в Советском Союзе, но и во многих зарубежных странах.
Смена в механическом цехе начинается в половине восьмого. Но Лобов много лет верен привычке приходить сюда на часок пораньше, чтобы спокойно и обстоятельно подготовиться к предстоящей работе, уточнить задание, выбрать инструмент. И еще этот утренний «лишний» час нужен Лобову потому, что у него много партийных и общественных дел, поручений. Часто приходится бывать в райкоме партии, на городской депутатской комиссии, ездить в другие области и республики страны с делегациями. Так надо же как-то это время восполнить в работе. Конечно, в таких случаях отсутствие человека на рабочем месте считается объективно оправданным, это и в бухгалтерских ведомостях проводится соответствующим образом.
Но пойди докажи Лобову, что так можно и нужно делать! По натуре своей не привык собственную ношу на плечи других перекладывать. Ни по какой, даже по самой уважительной причине.
— Я отработаю,— просто говорит он товарищам, собираясь пораньше из цеха.
И отрабатывает, да гак, что иному, хоть с утра до ночи стоять у верстака, за ним не угнаться. Свое личное пятилетнее задание Герой Социалистического Труда Валентин Николаевич Лобов завершил еще в августе 1978 года. А о качестве его работы говорит хотя бы такой факт; пятнадцать лет изделия Лобова не проверяет отдел технического контроля. У Валентина Николаевича давнее право на личное клеймо.
... Он быстро, по-солдатски, переоделся и направился к своему рабочему месту. День предстоял нелегкий. Ему еще не приходилось «доводить до ума» сложные детали для новой машины, которую завод начал готовить к выпуску. Взял чертеж, профессионально пробежал его глазами. Многолетняя практика приучила не спешить, на всякую работу смотреть по-своему. Валентин Николаевич далеко не всегда следует указанной технологии изготовления той или иной детали.
Вначале прикидывает: а нельзя ли достичь результата с меньшими затратами времени и сил? Сработать более эффективно?
И все же сегодня первую деталь Лобов сделал точно по технологии. На пробу. Засек время—многовато получается. При таких темпах до конца смены и одного задания не выполнить. Слишком громоздким был процесс, а некоторые операции, это Лобов уже ясно видел, просто лишние, ничем не оправданные.
Слесарь походил вокруг, подумал, порылся в своем «волшебном» ящике, где аккуратно сложены самые различные инструменты и приспособления... И вот вторая готовая деталь легла на стол гораздо быстрее первой. Я засмотрелся, как ловко и легко работает Лобов. Сильные, обнаженные до локтя руки двигались над заготовкой быстро и плавно. Кусок металла «слушался» мастера, на глазах менял форму, преображался. Потом, в обеденный перерыв, Валентин Николаевич сказал:
— Спрашиваешь, за счет чего две нормы даю ежедневно? Могу ответить. Во-первых, каждую минуту, сам видел, работе отдаю, не перекуриваю, не хожу туда-сюда без толку. Во-вторых, конечно, рационализация, совершенствование процессов. Пример? Пожалуйста. Раньше в рычаге для перфорационной вычислительной машины сверлили три отверстия, да потом еще с одного торца фрезеровали паз. Много брака шло. За смену обычно делали не более четырехсот рычагов, а такое количество не удовлетворяло потребности цеха.
Думали мы, думали, что тут можно предпринять. И вот в конце концов удалось мне изготовить и применить специальную фрезу. Что это дало? Отпала необходимость в сверлении третьего отверстия, значит, времени на операцию стало уходить меньше. Кроме того, появилась возможность работать вовсе без брака. Теперь за смену делаем не четыреста, а шестьсот с лишним рычагов.
На заводе давно привыкли к образцовому труду Лобова. И только новичок какой-нибудь, залюбовавшись на красивую работу, обронит с завистью: «Секрет он, что ли, какой знает?»
Кое-кто, случается, скажет вслед:
«Всего вроде бы достиг человек. Герой... Два ордена Ленина... Депутат,.. Член райкома партии и заводского парткома. Чего еще надо?» Но надо, надо.
Когда Лобова спрашивают об образовании, он шутливо отвечает:
— Ночной техникум. В первый класс пошел в войну, в 1943-м. Семилетку заканчивал в трудные послевоенные годы. Зимой учился, а летом пас коров в пригороде Пензы, ходил по домам с бригадой плотников. С тех пор остались у него также навыки сапожника и печника. Словом, к труду был приучен с малолетства.
А вот учиться как следует не пришлось. После семилетки пошел на завод—надо было помогать многодетной семье. Среднюю школу заканчивал уже после армии, без отрыва от работы. В сорок лет захотел продолжить образование—поступил в вечерний техникум. Но поскольку и вечера у Лобова почти все заняты (он третий срок депутат городского Совета), так и получилось, что техникум действительно стал для него не вечерним, а ночным. До петухов засиживался, бывало, над конспектами, упрямо учил сопромат, теоретическую механику, технологию металла, экономику производства. Зачем?
— Интересно же,—отвечает Лобов.—Сейчас то и дело слышишь разговоры, что инженеров с дипломами больше, чем требуется производству, а рабочих меньше. Что тут скажешь? Если взять сегодняшний день, то мне пока хватает профессиональных знаний и опыта. А в завтра заглянуть? Уровень механизации растет. Новые машины появляются—их надо знать. Новая технология разрабатывается—ее тоже знать надо. А рационализация, поиск оптимальных вариантов в обработке деталей? Нет, образование—не мода., не прихоть для человека, а требование времени.
— Трудно учиться?
— Конечно, трудно. В техникуме у нас большинство—молодые ребята. Знания у них свежее, да и забот поменьше. У меня зато—жизненный опыт. Студенты хорошо приняли, старостой группы избрали, значит, доверяют. Мне учеба в техникуме очень помогает. Теперь не бегаю по каждому поводу к технологу, к сменному инженеру—сам обхожусь. Вообще, я уж говорил, стараюсь во время работы как можно меньше отвлекаться от основного дела. Для этого и смежную специальность строгальщика освоил. Мы, слесари, как бы посредине технологического процесса стоим. Деталь от станочников поступает к нам на доводку, а уж от нас—на сборку. Так вот, иной раз строгальщики замешкаются, и у меня получается вынужденный простой. Чтобы его не было, я и научился управляться со строгальным станком.
... До конца рабочего дня оставалось примерно полтора часа, когда Валентин Николаевич аккуратно собрал в тумбочку инструмент, вытер ветошью руки и направился в душевую. Сегодня ему предстояло выступать перед мальчишками и девчонками, решившими после окончания школы стать рабочими. Ленинский райком комсомола Пензы организовал День молодого рабочего и пригласил слесаря Лобова рассказать в юношеской аудитории о производственном объединении «Электромеханика», о своих товарищах, о рабочей профессии.
Валентин Николаевич не мастер произносить речи. Широкоплечий, немного застенчивый, он вышел на сцену и, пряча руки за спину, начал говорить негромко, тщательно подбирая слова:
— Вот, знаете, меня часто спрашивают, почему я стал рабочим, почему четверть века в моей трудовой книжке не меняется запись «слесарь»? А я всегда отвечаю так: «Ну, а если бы вы врача спросили, почему он всю жизнь врач? Или летчика, продавца? Не задумывались? А зря. В каждой профессии есть вершины, к которым идти нужно не один день, а всю свою жизнь. И очень важно главное понять: стать «работягой» пара пустяков, а вот Рабочим— трудно, не каждому это по плечу...» Внимательно слушают семнадцатилетние Лобова, и, кто знает, может быть, в эти минуты не у одного из них шевельнулась мысль: а почему бы не попробовать свои силы на заводе?
О Валентине Николаевиче Лобове рассказывать непросто, ибо сам он рабочий и сын рабочего, вовсе не так прост, как может показаться с первого взгляда.
Высокая требовательность к себе, строгость, бескомпромиссность ведут по жизни рабочего человека Валентина Николаевича Лобова. Но. предельно строгий к себе, он всегда добр и мягок к новичкам в рабочей спецовке, которые только-только переступили заводской порог. И молодежь тянется к Лобову, хотя он в общем-то ничем особым среди других не выделяется. Но товарищи к его слову прислушиваются, советы принимают и ценят. И учатся у него не только профессиональному мастерству. Жизни учатся, человеческому достоинству, даже манере держаться. Благодаря таким наставникам юная смена чувствует себя на производстве не обузой, а людьми нужными, необходимыми. Она перенимает опыт ветеранов, а сама исподволь нацеливается идти еще дальше, добиваться еще больших результатов.
Это отрадно и закономерно—ведь чувство рабочей гордости тогда и рождается, когда человек ощущает, как нужны другим людям его ум, его руки, его воля и упорство в достижении поставленной цели.
... Вечер опустился на город. Зажглись уличные фонари, зеленым и красным светом засверкали названия магазинов, кинотеатров, кафе. Мы с Лобовым шли домой.
Валентин Николаевич шагал быстрым размеренным шагом, бодро приветствовал многочисленных знакомых, но на лице была заметна усталость.
Завтра опять подъем в шесть утра, привычный гул заводских станков, а после смены—общественная работа, новые встречи с людьми. Подумалось: вот в чем главный секрет рабочего Валентина Лобова. Подлинным хозяином чувствует себя человек на родной земле, активным строителем коммунистического будущего.
И своими делами, всей жизнью своей приближает и утверждает это будущее.
ОДИН ДЕНЬ И ВСЯ ЖИЗНЬ
Он, как всегда, проснулся прежде, чем старые сердобские ходики прокуковали шесть раз. Полежал чуть-чуть, привычно слушая тишину спящего дома, потом встал, прошлепал босыми ногами на кухню, где утреннее солнце теплым светом золотило половицы, поигрывало в стеклах распахнутого настежь окна.
У плиты уже хозяйничала жена. Сейчас наскоро приготовит завтрак, и, пока Валентин Николаевич бреется, они перекинутся несколькими словами о всякой житейской всячине.
— Валь, Лиля вчера пристала— буду, говорит, какие-то брюки необыкновенные шить...
— Мало ей джинсов, что с Кубы привез?
— Да она, понимаешь,—Людмила Алексеевна тихонько прыснула в ладонь,—хочет из брезента, что ли, шить, говорит—крик моды.
— Ну, тогда смотри, мать, в оба, а то, пожалуй, отхватит кусок от чехла нашего «Запорожца».
Валентин Николаевич укоризненно качает головой, а небольшие острые глаза под крутым лбом смеются:
«Однако и выдумщицы эти семнадцатилетние девчонки. С Олегом проще. На год моложе сестры, а серьезный растет паренек. Впрочем, все ли знают родители? В таком возрасте каждый из этих акселератов на голове готов ходить». Валентин Николаевич любит детей. И не только своих. У него вообще к молодежи сильная тяга. Может, оттого, что сам рос в многодетной рабочей семье и в трудные послевоенные годы, рано повзрослев, ходил за младшими в отцовском доме. Недавно вот увидел на улице, как пожилая женщина ругает парня, успевшего хлебнуть с утра:
— Видела бы тебя мать такого... Эх, молодежь нынче пошла непутевая!
— Вот это вы зря,—вмешался Валентин Николаевич.—Молодежь у нас хорошая—грамотная, работящая. А этот... Лобов подошел к парню, заглянул в глаза:
— И не стыдно?
— Д-р-руга... в армию... п-рровожал...
— В армию—это хорошо, но зачем же напиваться? Ты где живешь-то?
Как народный депутат Валентин Николаевич Лобов работает в постоянной комиссии по делам молодежи Пензенского городского Совета. Относится к этому делу столь же серьезно и ответственно, как и к производственным заданиям в своем цехе. Как только выпадают свободные часы, идет в заводские общежития, ЖЭКи, детскую комнату милиции. Да и на заводе он все время с молодежью—наставник с большим стажем, дал путевку в рабочую жизнь многим слесарям, которые и сейчас трудятся рядом с ним, в том же механическом цехе. Вот, к примеру, Гордеев Леонид— замечательный слесарь. Или Голубин Виктор. Сейчас он, правда, в армии, но пишет Лобову, что после демобилизации обязательно вернется в цех.
... Пока мы с Валентином Николаевичем обычным его утренним маршрутом идем от дома, где он живет, к заводской проходной, я слушаю рассказ о том, как важно бережно и чутко относиться к людям, окружающим нас, уметь в каждом разглядеть доброе начало.
— Дали мне ученика. Рослый, косая сажень в плечах,—Лобов руками показывает, какого здоровяка поручили ему опекать.—Но, понимаешь, с брачком оказался. Пока смотришь за ним—старается, работает, как пчелка. А чуть отвернулся, он уже «перекуривает», а то и вообще улизнет куда-нибудь. Однажды явился в цех навеселе. Дальше—больше. Через месяц прогулял, стал работать спустя рукава. Мы в цехе, естественно, всполошились. Вызвали парня для серьезного разговора, сделали внушение—не помогает. Объявили выговор, лишили премии—тот же результат. Мастер участка говорит, надо ставить вопрос об увольнении. Зашел мое мнение узнать. А я что? Действительно, если здраво рассуждать, так выгнать надо. Только и сомнение имелось: ведь поначалу-то неплохо, совсем неплохо получалось у новичка. Если бы не теперешнее его равнодушие к работе и собственной судьбе, все могло сложиться. Я же не слепой—было у него раньше стремление получить специальность, читался в глазах интерес к нашему слесарному делу. А потом сник парень, все у него наперекосяк пошло.
Вот я и говорю мастеру: «Выгнать с завода, конечно, можно. Дело нехитрое. Ну, а дальше что? Уйдет от нас, поступит на другое предприятие, там будет прогуливать, пить, опять его уволят, а то в историю какую-нибудь некрасивую попадет. Покатится у человека жизнь кувырком...» После того разговора с мастером Лобов подошел к ученику, спросил: «Ты где живешь?» И стали они каждый почти день уходить с завода вместе, хотя дом Лобова совсем не по пути был. Дичившийся поначалу молодой рабочий привязался к своему наставнику, почувствовал, что добра желает ему Лобов. И постепенно рассказал Валентину Николаевичу о себе, о своей жизни, о неприятностях в семье, из-за чего все и началось. Нет, нелегко и не сразу удалось вернуть человеку веру в себя и в людей, наставить на правильный путь. И не только Лобову надо сказать за это спасибо. Но факт остается фактом. Его бывший ученик стал хорошим слесарем, даже ездил не так давно на областной слет передовиков производства.
... Вот так незаметно за разговорами и подошли мы к заводу точной электромеханики, где работает Валентин Николаевич Лобов.
С виду заводское здание напоминает научно-исследовательский институт или большое конструкторское бюро. Строгое, современной архитектуры, с широкими светлыми окнами. Сходство усиливает мозаичное панно на фасаде, символически изображающее излет научно-технического прогресса человечества. Пензенский завод ГЭМ—головное предприятие производственного объединения «Электромеханика» —действительно имеет самое непосредственное отношение к научно-техническому прогрессу. Здесь изготавливают перфорационные вычислительные машины, которые широко применяются для механизации учетно-вычислительных работ в научно-исследовательских институтах, торговых и промышленных предприятиях, банках. Нет, пожалуй, такой отрасли народного хозяйства, где бы не использовали вычислительные машины с пензенской маркой.
Рассказывая мне о заводе, на котором проработал четверть века слесарем, Валентин Николаевич с законной гордостью сообщил, что машины с товарным знаком ТЭМ можно встретить не только в Советском Союзе, но и во многих зарубежных странах.
Смена в механическом цехе начинается в половине восьмого. Но Лобов много лет верен привычке приходить сюда на часок пораньше, чтобы спокойно и обстоятельно подготовиться к предстоящей работе, уточнить задание, выбрать инструмент. И еще этот утренний «лишний» час нужен Лобову потому, что у него много партийных и общественных дел, поручений. Часто приходится бывать в райкоме партии, на городской депутатской комиссии, ездить в другие области и республики страны с делегациями. Так надо же как-то это время восполнить в работе. Конечно, в таких случаях отсутствие человека на рабочем месте считается объективно оправданным, это и в бухгалтерских ведомостях проводится соответствующим образом.
Но пойди докажи Лобову, что так можно и нужно делать! По натуре своей не привык собственную ношу на плечи других перекладывать. Ни по какой, даже по самой уважительной причине.
— Я отработаю,— просто говорит он товарищам, собираясь пораньше из цеха.
И отрабатывает, да гак, что иному, хоть с утра до ночи стоять у верстака, за ним не угнаться. Свое личное пятилетнее задание Герой Социалистического Труда Валентин Николаевич Лобов завершил еще в августе 1978 года. А о качестве его работы говорит хотя бы такой факт; пятнадцать лет изделия Лобова не проверяет отдел технического контроля. У Валентина Николаевича давнее право на личное клеймо.
... Он быстро, по-солдатски, переоделся и направился к своему рабочему месту. День предстоял нелегкий. Ему еще не приходилось «доводить до ума» сложные детали для новой машины, которую завод начал готовить к выпуску. Взял чертеж, профессионально пробежал его глазами. Многолетняя практика приучила не спешить, на всякую работу смотреть по-своему. Валентин Николаевич далеко не всегда следует указанной технологии изготовления той или иной детали.
Вначале прикидывает: а нельзя ли достичь результата с меньшими затратами времени и сил? Сработать более эффективно?
И все же сегодня первую деталь Лобов сделал точно по технологии. На пробу. Засек время—многовато получается. При таких темпах до конца смены и одного задания не выполнить. Слишком громоздким был процесс, а некоторые операции, это Лобов уже ясно видел, просто лишние, ничем не оправданные.
Слесарь походил вокруг, подумал, порылся в своем «волшебном» ящике, где аккуратно сложены самые различные инструменты и приспособления... И вот вторая готовая деталь легла на стол гораздо быстрее первой. Я засмотрелся, как ловко и легко работает Лобов. Сильные, обнаженные до локтя руки двигались над заготовкой быстро и плавно. Кусок металла «слушался» мастера, на глазах менял форму, преображался. Потом, в обеденный перерыв, Валентин Николаевич сказал:
— Спрашиваешь, за счет чего две нормы даю ежедневно? Могу ответить. Во-первых, каждую минуту, сам видел, работе отдаю, не перекуриваю, не хожу туда-сюда без толку. Во-вторых, конечно, рационализация, совершенствование процессов. Пример? Пожалуйста. Раньше в рычаге для перфорационной вычислительной машины сверлили три отверстия, да потом еще с одного торца фрезеровали паз. Много брака шло. За смену обычно делали не более четырехсот рычагов, а такое количество не удовлетворяло потребности цеха.
Думали мы, думали, что тут можно предпринять. И вот в конце концов удалось мне изготовить и применить специальную фрезу. Что это дало? Отпала необходимость в сверлении третьего отверстия, значит, времени на операцию стало уходить меньше. Кроме того, появилась возможность работать вовсе без брака. Теперь за смену делаем не четыреста, а шестьсот с лишним рычагов.
На заводе давно привыкли к образцовому труду Лобова. И только новичок какой-нибудь, залюбовавшись на красивую работу, обронит с завистью: «Секрет он, что ли, какой знает?»
Кое-кто, случается, скажет вслед:
«Всего вроде бы достиг человек. Герой... Два ордена Ленина... Депутат,.. Член райкома партии и заводского парткома. Чего еще надо?» Но надо, надо.
Когда Лобова спрашивают об образовании, он шутливо отвечает:
— Ночной техникум. В первый класс пошел в войну, в 1943-м. Семилетку заканчивал в трудные послевоенные годы. Зимой учился, а летом пас коров в пригороде Пензы, ходил по домам с бригадой плотников. С тех пор остались у него также навыки сапожника и печника. Словом, к труду был приучен с малолетства.
А вот учиться как следует не пришлось. После семилетки пошел на завод—надо было помогать многодетной семье. Среднюю школу заканчивал уже после армии, без отрыва от работы. В сорок лет захотел продолжить образование—поступил в вечерний техникум. Но поскольку и вечера у Лобова почти все заняты (он третий срок депутат городского Совета), так и получилось, что техникум действительно стал для него не вечерним, а ночным. До петухов засиживался, бывало, над конспектами, упрямо учил сопромат, теоретическую механику, технологию металла, экономику производства. Зачем?
— Интересно же,—отвечает Лобов.—Сейчас то и дело слышишь разговоры, что инженеров с дипломами больше, чем требуется производству, а рабочих меньше. Что тут скажешь? Если взять сегодняшний день, то мне пока хватает профессиональных знаний и опыта. А в завтра заглянуть? Уровень механизации растет. Новые машины появляются—их надо знать. Новая технология разрабатывается—ее тоже знать надо. А рационализация, поиск оптимальных вариантов в обработке деталей? Нет, образование—не мода., не прихоть для человека, а требование времени.
— Трудно учиться?
— Конечно, трудно. В техникуме у нас большинство—молодые ребята. Знания у них свежее, да и забот поменьше. У меня зато—жизненный опыт. Студенты хорошо приняли, старостой группы избрали, значит, доверяют. Мне учеба в техникуме очень помогает. Теперь не бегаю по каждому поводу к технологу, к сменному инженеру—сам обхожусь. Вообще, я уж говорил, стараюсь во время работы как можно меньше отвлекаться от основного дела. Для этого и смежную специальность строгальщика освоил. Мы, слесари, как бы посредине технологического процесса стоим. Деталь от станочников поступает к нам на доводку, а уж от нас—на сборку. Так вот, иной раз строгальщики замешкаются, и у меня получается вынужденный простой. Чтобы его не было, я и научился управляться со строгальным станком.
... До конца рабочего дня оставалось примерно полтора часа, когда Валентин Николаевич аккуратно собрал в тумбочку инструмент, вытер ветошью руки и направился в душевую. Сегодня ему предстояло выступать перед мальчишками и девчонками, решившими после окончания школы стать рабочими. Ленинский райком комсомола Пензы организовал День молодого рабочего и пригласил слесаря Лобова рассказать в юношеской аудитории о производственном объединении «Электромеханика», о своих товарищах, о рабочей профессии.
Валентин Николаевич не мастер произносить речи. Широкоплечий, немного застенчивый, он вышел на сцену и, пряча руки за спину, начал говорить негромко, тщательно подбирая слова:
— Вот, знаете, меня часто спрашивают, почему я стал рабочим, почему четверть века в моей трудовой книжке не меняется запись «слесарь»? А я всегда отвечаю так: «Ну, а если бы вы врача спросили, почему он всю жизнь врач? Или летчика, продавца? Не задумывались? А зря. В каждой профессии есть вершины, к которым идти нужно не один день, а всю свою жизнь. И очень важно главное понять: стать «работягой» пара пустяков, а вот Рабочим— трудно, не каждому это по плечу...» Внимательно слушают семнадцатилетние Лобова, и, кто знает, может быть, в эти минуты не у одного из них шевельнулась мысль: а почему бы не попробовать свои силы на заводе?
О Валентине Николаевиче Лобове рассказывать непросто, ибо сам он рабочий и сын рабочего, вовсе не так прост, как может показаться с первого взгляда.
Высокая требовательность к себе, строгость, бескомпромиссность ведут по жизни рабочего человека Валентина Николаевича Лобова. Но. предельно строгий к себе, он всегда добр и мягок к новичкам в рабочей спецовке, которые только-только переступили заводской порог. И молодежь тянется к Лобову, хотя он в общем-то ничем особым среди других не выделяется. Но товарищи к его слову прислушиваются, советы принимают и ценят. И учатся у него не только профессиональному мастерству. Жизни учатся, человеческому достоинству, даже манере держаться. Благодаря таким наставникам юная смена чувствует себя на производстве не обузой, а людьми нужными, необходимыми. Она перенимает опыт ветеранов, а сама исподволь нацеливается идти еще дальше, добиваться еще больших результатов.
Это отрадно и закономерно—ведь чувство рабочей гордости тогда и рождается, когда человек ощущает, как нужны другим людям его ум, его руки, его воля и упорство в достижении поставленной цели.
... Вечер опустился на город. Зажглись уличные фонари, зеленым и красным светом засверкали названия магазинов, кинотеатров, кафе. Мы с Лобовым шли домой.
Валентин Николаевич шагал быстрым размеренным шагом, бодро приветствовал многочисленных знакомых, но на лице была заметна усталость.
Завтра опять подъем в шесть утра, привычный гул заводских станков, а после смены—общественная работа, новые встречи с людьми. Подумалось: вот в чем главный секрет рабочего Валентина Лобова. Подлинным хозяином чувствует себя человек на родной земле, активным строителем коммунистического будущего.
И своими делами, всей жизнью своей приближает и утверждает это будущее.
Биографию подготовил: