Родился 12 июля 1917 года в селе Самохино ныне Октябрьского района Волгоградской области  в крестьянской семье. Русский. Окончил 9 классов, затем в 1934 году – профессиональное училище в Сталинграде (позднее получившее наименование СПТУ-25) по электротехнической специальности. Работал бригадиром слесарей на заводе. Призван в армию в 1938 году.

Сражался на Западном, Калининском и Сталинградском фронтах.

В действующей армии – с июля 1941 года на Западном фронте. Воевал в 150-м скоростном бомбардировочном авиационном полку  (командир полка – будущий дважды Герой Советского Союза И.С. Полбин) в качестве механика по вооружению, затем переучился на воздушного стрелка-радиста и летал в экипаже командира эскадрильи В.Г. Ушакова, впоследствии Героя Советского Союза. Полк входил в 46-ю смешанную авиационную дивизию и была вооружен бомбардировщиками СБ.

Наносил с аэродрома в Ржеве,  затем в Клину, после этого с аэродрома, расположенного еще восточнее,  бомбардировочные удары по врагу по целям  на территории Псковской, Новгородской, Калининской, Смоленской, Московской областей, Украины, Белоруссии. Участвовал в обороне Москвы и в советском контрнаступлении под Москвой в декабре 1941 – январе 1942 года, в том числе в освобождении городов Яхрома, Клин и Калинин.

К 10 сентября 1941 года И.Н. Великородный совершил 30 боевых вылетов. За отличие в отражении атак истребителей противника был награжден медалью «За боевые заслуги».

В конце января 1942 года 150-й  скоростной бомбардировочный полк, понесший большие потери в личном составе и материальной части, был выведен в тыл для переформирования и переобучения на пикирующий бомбардировщик Пе-2.

В июле 1942 года полк был направлен на Сталинградский фронт, где вел  боевые действия с аэродрома Гумрак, а с начала августа — с других площадок северо-западнее Сталинграда. нанося бомбовые удары по скоплениям вражеских войск, танковым колоннам, эшелонам на участке железной дороги Белая Калитва — Морозовск — Суровикино, прифронтовым аэродромам противника.

16 июля 1942 года полк в количестве 15 самолетов во главе с командиром полка И.С. Полбиным наносил бомбовый удар по аэродрому Миллерово. Полет выполнялся без истребительного прикрытия, так цель находилась на расстоянии, большем радиуса действия истребителей. На подходе к цели бомбардировщики были атакованы группой из 4 вражеских истребителей Ме-109. Отразив их атаки и сбив два истребителя, полк  прицельно отбомбился. На обратном пути он был атакован группой в количестве  более 20 Ме-109. После двухчасового  воздушного боя,  когда воздушные стрелки почти полностью израсходовали боезапас, немецким летчикам удалось сбить 7 из 15 пикировщиков. Самолет капитана В.Г. Ушакова был подбит, и пилот с большим трудом довел израненную машину до своего аэродрома. В этом бою немцы потеряли 5 своих истребителей, один из которых был сбит сержантом И.Н. Великородным.

В дальнейшем полк  продолжал оставшимися самолетами наносить бомбовые удары по врагу  в районе Калача.

И.Н. Великородный участвовал в боевых вылетах на Сталинградском фронте до сентября 1942 года. Был награжден орденом Красной Звезды.

В начале сентября 1942 года полк, потерявший почти все самолеты, был выведен в тыл, на один из аэродромов под Москвой. Там он получил новые самолеты, пополнение летного состава и приступил  к  программе ввода в строй молодого пополнения.

В январе 1943 года В.Г. Ушакова вместе с его экипажем, в том числе и с И.Н. Великородным, откомандировали в распоряжение Главного управления боевой подготовки фронтовой авиации ВВС, а затем включили в состав вновь созданного 396-го отдельного авиационного полка особого назначения.

Полк вел работу по подготовке частей бомбардировочной авиации к боевой работе, отработке боевого взаимодействия в строю, взаимодействия бомбардировщиков с истребителями прикрытия, противозенитного маневра группы, бомбометания с пикирования. Кроме показных полетов на аэродромах, совершал боевые вылеты с целью показа и контроля боевых действий обученных им летчиков.

К концу августа 1944 года И.Н. Великородный совершил 211 боевых вылетов, участвовал в 59 воздушных боях, в которых сбил лично 2 и в составе группы 2 самолёта противника.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство гвардии старшине Великородному Ивану Николаевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В 1945 году окончил военную авиационную школу пилотов. С 1955 года старший лейтенант И.Н. Великородный – в запасе. Жил в городе Дубовка Волгоградской области. Окончил межобластную партийную школу. Работал директором Дубовского специального профессионально-технического училища.

Умер 30 ноября 1985 года*. Похоронен возле братской могилы в центральном парке города Дубовка.

Награжден орденами Ленина (23.02.1945), Отечественной войны 1-й степени (11.03.1985), Красной Звезды, медалями, в том числе «За боевые заслуги» (2.11.1941), «За оборону Сталинграда» (22.12.1942).

В селе Самохино установлена стела в честь Героя. В Волгограде на стене здания СПТУ-25 установлена мемориальная доска.Его имя увековечено на мемориале в поселке Октябрьский Волгоградской области.

---

*дата смерти приведена по справочнику «Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь в двух томах», на надгробном памятнике ошибочно — 30.11.1987.

Участвует в Отечественной войне с первых дней в качестве флагманского стрелка-радиста. За период Отечественной войны произвел 211 боевых вылетов на бомбометание и разведку, отлично обеспечивая связью подразделение или экипаж, находящиеся в полете.

Отличный воздушный стрелок, в совершенстве владеющий современным оружием самолета и обладающий прекрасной осмотрительностью в полетах. Участник 59 воздушных боев, в которых сбил лично 2 самолета противника (Ме-110 и Ме-109) и 2 в группе.

В бою бесстрашен, находчив и инициативен. Так, например, в июле 1942 года спас отставший от строя подбитый самолет командира эскадрильи Героя Советского Союза подполковника Ушакова.

В воздушном бою с истребителями противника 15.07.1944 года спас меня и мой экипаж, мужественно отражая атаки 12 истребителей противника на девятку Пе-2. При этом производил стрельбу из люкового пулемета и с верхнего люка из пулемета ШКАС с руки из-за отказа штурманского пулемета. В этом бою бомбардировщиками было сбито 7 истребителей противника ФВ-190.

Умело передает свой боевой опыт свой богатый боевой опыт молодым стрелкам-радистам в частях ВВС Красной Армии.

За проведенную боевую работу и проявленную храбрость и отвагу в воздушных боях достоин присвоения звания Героя Советского Союза.

Начальник Управления бомбардировочной авиации ГУБП ФА ВВС Красной Армии
Полковник Никишин
31 августа 1944 года

Из книги Л.В.Жолудева «Стальная эскадрилья» (в сокращении)

16 июля полк получил задание: нанести всеми силами полка бомбовый удар по аэродрому противника в районе Миллерово, где, по данным разведки, было сосредоточено около двухсот вражеских самолетов. Бомбить предстояло с горизонтального полета, как принято для площадных целей.  Истребители не могли нас сопровождать, так как цель находилась почти в трехстах километрах от линии фронта. Им просто бы не хватило бензина для возвращения на свой аэродром. В полку оставалось 15 исправных бомбардировщиков. Они были разбиты на 3 пятерки.
Сам Полбин вел первую группу бомбардировщиков. Ведущим второй пятерки был капитан Ушаков. Замыкающую группу возглавлял командир второй эскадрильи старший лейтенант Белышев.
...Высота три тысячи метров. При перелете линии фронта нас обстреляла не очень точно вражеская зенитная артиллерия. И дальше бы так! Но не успели растаять в воздухе дымки разрывов, как на наш боевой порядок навалилась четверка Ме-109. Стрелки и штурманы были начеку. Навстречу истребителям противника брызнули смертоносные трассы. Два «мессера» тут же задымились и круто пошли к земле. Другая пара не решилась повторить атаку и вскоре исчезла из виду. А пятерки бомбардировщиков еще более подтянулись и продолжали полет уступом по высоте, с небольшим превышением каждой последующей группы над предыдущей. Это обеспечивало надежное прикрытие задней полусферы боевого порядка огнем тридцати крупнокалиберных пулеметов, направляемых твердыми руками опытных и бесстрашных бойцов. Пара «мессеров» уже проверила на себе точность их огня. Может быть, другие не рискнут испытывать свою судьбу?
Но через десять — двенадцать минут вокруг нас вился уже целый рой вражеских истребителей. Сначала они держались на почтительном удалении, словно высматривая слабые места для нанесения ударов, потом стали подходить все ближе и ближе. А такое слабое место у нас действительно было: мы не могли отражать атаки спереди сверху. Дело в том, что огневые точки штурманов и радистов обеспечивали обстрел только задней полусферы. У летчика же было отличное оружие для стрельбы вперед — крупнокалиберный пулемет Березина — БС и ШКАС. Но вести из них огонь можно было, лишь направляя на цель свой самолет, то есть при выполнении маневра одиночным самолетом. Однако вражеские летчики, лучше зная, по-видимому, мощь нашего бортового вооружения, чем возможности его использования, атаковали недостаточно решительно, огонь открывали с дальних дистанций и рано отваливали. Только этим можно объяснить, что нам удалось отразить еще до выхода на боевой курс более тридцати вражеских атак и не понести потерь.
Отбомбились мы отлично — бомбы точно накрыли цель. На самолетных стоянках заполыхали очаги пожаров. Уточнять потери врага в такой неблагоприятной воздушной обстановке было некогда, да и не следовало этого делать. Ведь результаты удара отчетливо зафиксировали наши фотоаппараты. Поэтому сразу же разворачиваемся на обратный курс.
Известно, что задача противовоздушной обороны — не допустить самолеты противника к охраняемым объектам, любой ценой сорвать его удары с воздуха. Нам удалось благополучно пробиться к цели, и это вселяло надежду на то, что обратный путь будет более легким, тем более что «пешки», освободившись от бомб и доброй половины горючего, сразу прибавили в скорости, стали более маневренными.
Но не тут-то было. При отходе от цели атаки вражеских истребителей стали более настойчивыми. Количество «мессершмиттов» росло. Если прежде они нападали парами и четверками, и главным образом с задней полусферы, то теперь около двух десятков вражеских истребителей одновременно наносили удары сверху и с флангов. В это время произошло самое страшное, что может случиться в бою, — у штурманов и воздушных стрелков кончились боеприпасы, задняя полусфера осталась практически неприкрытой. Мы вели почти непрерывный двухчасовой бой! А самолет имеет ограниченный боекомплект. И вот вместо потока огненных стрел к вражеским истребителям потянулись короткие редкие трассы. По мере ослабления нашего оборонительного огня наглели вражеские истребители, которые уже поняли, что происходит. Еще немного, и...
Самолеты ведущего третьей пятерки и левого ведомого из группы Полбина загорелись почти одновременно. Тут же я увидел, как в тридцати — сорока метрах над нами пронесся «мессершмитт» и устремился на ведущую группу.
— Бейте фашиста! — закричал я по СПУ, забыв, что и мои помощники уже безоружны.
В ответ Копейкин доложил, что ставит на бортовой шкворень ШКАС и сразу же откроет огонь. Но это был пулемет обычного калибра, не то оружие, чтобы отразить возрастающий натиск врага.
Мы еще продолжали лететь — три Пе-2 из пяти, — а замыкающей пятерки уже не было совсем. В ведущей пятерке остались только самолеты Полбина и двух его ведомых. Теперь истребители не маневрировали, не выбирали удобной позиции, а просто пристраивались к нам как попало и с дистанции 50—70 метров расстреливали безоружных бомбардировщиков. Полбин покачал самолет с крыла на крыло, привлекая этим наше внимание, а затем подал сигнал «Действовать самостоятельно!». В сложившейся обстановке это было единственно правильное решение, ибо группа безоружных самолетов представляла примитивную мишень с ограниченными возможностями для маневрирования; для ее уничтожения не требуется большого наряда истребителей. В одиночном же полете мы могли еще использовать маневр, огонь из пулеметов летчика. «Петляков-2», который первоначально создавался как высотный истребитель «сотка», хотя и был тяжеловат для маневра, но все же мог дать «мессеру» бой.
Едва Полбин подал сигнал на самостоятельные действия, как его самолет с крутым снижением и разворотом устремился к земле. Ведомые немедленно последовали его примеру, веером разошлись в разные стороны. Противник на минуту опешил, оценивая смысл нашего тактического приема.
Но выигрыш во времени оказался недостаточным, чтобы оторваться от «мессеров». Они быстро перестроили боевые порядки, разбились на пары, каждая из которых устремилась к «своей» цели.
Секторы газа двинуты вперед «по защелку», машина несется со сниженном на максимальной скорости, и я по биению штурвала ощущаю ее сумасшедший, близкий к пределу пульс. Интересно, а какой пульс сейчас у меня самого? Впрочем, это неважно — человеческое сердце должно выдержать там, где крошится самая прочная сталь!
А вот и «моя» пара! «Мессеры» приближаются справа наперерез. Ну, теперь я вам хвост не подставлю! Закладываю глубокий крен, бросаю машину навстречу врагу, ловлю ведущего в светящуюся паутину коллиматорного прицела, даю короткую очередь. Нет, так встречаться они не хотят — отворачивают в сторону и выходят из зоны прицельного огня. Им торопиться некуда, будут искать подходящего момента. А я их, конечно, не преследую, сразу возвращаю машину на прежний курс. Для нас выигранная пара минут — это десяток километров, приближающих нас к своей территории.
Снова атака. Теперь с двух сторон. Это уже хуже. Один из «мессершмиттов» подошел вплотную к «пешке». Стрелять не будет, это ясно: слишком мала дистанция. Но фашист делает вид, что собирается отрубить винтом элерон. Ну, это уже блеф! Таран — наше, советское оружие. Сейчас проверим крепость вражеских нервов...
Резко кручу штурвал вправо. Кажется, столкновение неминуемо. Но нет, фашист тут же камнем проваливается вниз. Есть еще несколько минут!
А в воздухе мы одни — только наш самолет и... туча вражеских. Где сейчас остальные бомбардировщики группы, где командир?
Еще атака — еще маневр. Атака... маневр. Над кабиной проносятся разноцветные трассы снарядов, посылаемых вражескими истребителями. Я непрерывно кручу штурвал, жму на педали. Самолет мотается из стороны в сторону, скользит, ныряет, снова рвется в небо. Теперь маневр — это жизнь, это возможность продолжать борьбу, вернуться в боевой строй. Маневр — и общее направление полета на восток, километр за километром — к своим.
Еще один фашист висит «на хвосте», бьет прямо-таки здорово, вот-вот зацепит. И «держится» прочно. Видно, матерый, от этого просто так не увернешься. Попробуем иначе. Хватаю штурвал на себя, на крутой горке теряю скорость, выполняю переворот через крыло, и машина — в отрицательном пикировании. Вишу на ремнях вниз головой, кровь стучит в висках, но все же ухитряюсь осмотреться. Все в порядке: восьмерка «мессеров» несется со снижением в противоположную от нас сторону, а две пары истребителей мечутся далеко вверху, тысячах этак на трех. Не ожидали от бомбардировщика такого «выкрутаса». Да, это не СБ, тот просто сломался бы, как игрушечный, при таких перегрузках. Но и «петляков» имеет свои пределы. Вот уже началась тряска. Бросаю взгляд на приборы. Скорость по прибору около семисот километров. Надо срочно выводить из пике.
Осторожно тяну штурвал на себя. Скорость все еще медленно продолжает расти, тряска — тоже. Хватит ли запаса прочности? Приборная доска ходуном ходит перед глазами, теперь и скорость не определишь. Да это и не нужно — все равно вывод из пикирования не ускоришь, здесь действуют неумолимые законы физики и аэродинамики. Все же пытаюсь форсировать события, еще «добираю» рвущийся из рук штурвал. Самолет не реагирует. Потеря управления! Этого только не хватало. Но все может быть, ведь машина на такие скорости не рассчитана. А земля набегает неотвратимо, и кажется, нет силы, которая вытащит непослушный самолет из отвесного пикирования.
Нажимаю на тумблер электрического привода триммера. Машина вздрогнула, просела; земля медленно поползла под крылья; перегрузка вдавила голову в плечи. Теперь весь вопрос в том, хватит ли высоты и выдержат ли напряжение узлы, болты, заклепки...
Вибрация прекратилась. У верхнего обреза фонаря появилась линия горизонта. Скорость 720 км/час, стрелка высотомера на нулевой отметке. Осторожно пробую рули, убеждаюсь, что самолет вновь послушен, и прижимаю его к самой земле. Порядок. Осматриваюсь.
Вокруг от горизонта до горизонта — беспредельная, выжженная солнцем бурая степь. А над ней, тоже поблекшее от жары, безоблачное небо, в котором все еще бестолково снуют «мессеры», ошарашенные потерей верной добычи. Теперь они нам не страшны; даже демаскирующая тень от самолета на бреющем прячется под фюзеляж. Ищи ветра в поле!
Все еще с трудом верится, что удалось окончательно вырваться из вражеского кольца. С плеч медленно спадает тяжесть. Да, немыслимые перегрузки достались не одному только самолету! Но теперь к линии фронта, домой!
— Николай! — кричу через плечо Аргунову. — Давай кратчайший курс на Гумрак.
Хорошо «брить» над ровной степью, где нет ни бугров, ни рощ, ни столбов. Видимость, как говорят летчики, «миллион на миллион». Никаких препятствий, все как на ладони.
Вот далеко впереди какая-то темная полоса. Обойти? Рисковать, пожалуй, не стоит. Нет, все-таки лететь по прямой... Да это же колонна автомашин!
Остальное выполняю почти механически: небольшой горкой набираю высоту, немного доворачиваю самолет вправо, целюсь по головной машине и жму на гашетку. Сухо гремят пулеметы. Прошиваю колонну от головы до хвоста. Вижу, как солдаты вываливаются прямо через борта машин и расползаются по пыльной траве. Снова разворачиваюсь на курс к дому. Замечаю над головой несколько пар «яков». Это наши истребители. Они ищут нас, ждут, как условлено, группу... Но... полка бомбардировщиков в воздухе уже нет.
Задание было выполнено. Но какой ценой? Семь экипажей из пятнадцати вылетавших недосчитался наш 150-й бомбардировочный авиаполк. Из трех Героев Советского Союза не вернулись двое — Филипп Демченков и Андрей Хвастунов. Таких потерь в одном вылете полк никогда не имел.
В тот же вечер командир группы устроил для летного состава нашего полка и истребительного общий ужин. Видно, ему хотелось, чтобы мы хоть немного отвлеклись от тяжелых дум, стряхнули страшное напряжение. Столы ломились от напитков и закусок, аккордеонист одну за другой играл мелодии любимых песен. Но, как говорится, не пилось, не елось и петь не хотелось. Веселая музыка не могла заглушить нахлынувшую тоску. В памяти неотступно стояли картины жестокого, неравного боя, гибели товарищей. И хотя никому из вернувшихся на базу не в чем было себя упрекнуть, каждый честно выполнил свой долг, все мы, сидя здесь, за обильными столами, чувствовали себя в чем-то виноватыми перед павшими боевыми друзьями.
Сейчас командира полка трудно было узнать, так отразились на нем трагические события минувшего дня. Он сидел за столом молча, стиснув ладонями голову, устремив отсутствующий взгляд куда-то за стены столовой. Что видел он там? Наверное, то же, что и мы: зловещую паутину огненных трасс вокруг ведомого им боевого порядка, дымные факелы горящих бомбардировщиков в раскаленном белесом небе, отчаянное единоборство со стаями озверевших врагов... А может, думал командир о том, что если массированный удар по неприятельскому аэродрому в целом и не удался, то во всяком случае полк выполнил задачу с честью, никто не свернул с боевого курса, не «разгрузился» куда попало, как это нередко делали экипажи фашистских бомбардировщиков, чтобы спастись бегством. Фотоснимками подтверждено: в результате бомбового удара по аэродрому уничтожено 27 самолетов противника; пять его истребителей сбито в воздушном бою.
История этого вылета долго продолжала давать пищу для размышлений и выводов. День за днем восстанавливались детали, эпизоды, полнее становилась общая картина события, охватить которое сразу было невозможно. Так, уже после возвращения на свой аэродром, увидев окровавленные руки сержанта Великородного — стрелка-радиста из экипажа Ушакова, — я вспомнил, как этот богатырь стрелял через боковой блистер по «мессершмитту», держа ШКАС в руках. Скорострельный пулемет конструкции Шпитального и Комарицкого, внешне похожий на отбойный молоток, обладал в десятки раз большей отдачей, чем мирный инструмент шахтера, бился в руках сержанта, сдирая с ладоней кожу. Но стрелок, не обращая внимания на боль, влепил-таки в «мессера» порцию свинца, и тот камнем рухнул на землю.
В этом бою Игорь Копейкин, воздушный стрелок-радист моего экипажа, тоже сбил «мессершмитта», а потом, когда кончились патроны, информировал меня о направлении и характере атак истребителей с задней полусферы. Это помогало мне своевременно начинать противоистребительные маневры и срывать атаки врага.