Сентябрь 1943 года. 225-я Глуховская стрелковая дивизия, преодолевая в непрерывных боях яростное сопротивление противника, вышла к исходному рубежу на левом берегу неширокой речки Моховой. 553-му отдельному батальону приказано с наступлением темноты организовать переправу подразделений 985-го стрелкового полка, захватить плацдарм на правобережье и подготовить его к приему основных частей дивизии. Задача ответственная и трудная. Отступая, враг уничтожал все мосты и переправы, угонял плавсредства. Но ждать, когда будет наведен мост, было некогда.
Поэтому до подхода инженерных частей быстро собрали все, на чем можно было держаться на воде: рыбачьи лодки, наскоро сколоченные плоты. Все это делалось скрытно, в полнейшей тишине. Шалашков где-то раздобыл небольшую плоскодонную лодку, подлатал ее, смастерил весла и спустил на воду. Все проверено в последний раз перед переправой. На местах саперы, замаскированные в кустах, ждут пехотинцы. Когда совсем стемнело, командир батальона майор Матвеев коротко приказал:
— Начать переправу!
Солдаты не заставляют себя ждать, торопливо рассаживаются в лодки, размещают оружие, боезапас и отталкиваются от берега.
На вражеском берегу все тихо. Лишь изредка где-то далеко громыхнет пушка да пулемет застрочит. Но на сердце у оставшихся на нашем берегу бойцов беспокойно. Кто знает, какие сюрпризы готовят немцы тем, кто переправляется сейчас на лодках, чтобы отбить у врага захваченный им рубеж. Томительно тянется время. Но вот послышался скрип уключин, и на воде появились неясные очертания возвращающейся лодки. На берегу облегченно вздохнули.
— Кто это? — шепотом спросил взволнованный комбат.
— Ефрейтор Шалашков,— послышался голос из лодки.
— Хорошо! Продолжайте посадку следующей группы! — распорядился командир.
Проходит несколько минут — и лодка, скрипнув дощатым днищем, снова отплывает от берега.
Одна за другой появляются лодки, принимают на борт солдат и растворяются в густом мраке, висящем над рекой. И так час, два без передышки. Немцы по-прежнему молчат... Но вдруг над рекой вспыхнула осветительная ракета. Затем поднялась вторая, третья. Они на парашютиках, снижаются медленно. Лодки видны как на ладони. Немцы не замедлили открыть по ним огонь. Разрывы мин и снарядов поднимали в воздух огромные фонтаны воды, опрокидывали лодки. Лодка, управляемая Шалашковым, курсировала от одного берега к другому, лавируя между разрывами. Он словно заведомо знал, куда упадет очередной снаряд или мина, и всегда своевременными были его маневры.
«Левее. Вперед! Чуть правее. Еще вправо, еще»,— мысленно как бы приказывал он себе. И неповоротливая лодка послушна в его руках. И всякий раз, достигнув правого берега и выгрузив очередную партию, Николай тут же отправлялся в обратный путь.
Огонь немцев все более усиливался. Лодки одна за другой выходили из строя. Но уцелевшие маленькие суденышки продолжали сновать от одного берега к другому. Переправа по-прежнему жила, действовала.
В один из обратных рейсов недалеко от лодки Шалашкова разорвался снаряд. Затрещал борт, полетели щепки. В лодку хлынула вода. Николай втиснул в пробоину туго скрученную тряпку и поплыл дальше.
При другом рейсе тяжелый снаряд разорвался совсем рядом. Лодку подняла сильная волна и швырнула в пенящуюся воду. Сидевшие в ней бойцы оказались в воде. К счастью, никого не ранило. Лодку выволокли на берег, перевернули, снова спустили на воду.
Шалашков сделал на «пятачковый плацдарм» семь рейсов. Под утро, когда небо начало чуть-чуть светлеть, Николай переправлял восьмую партию бойцов. Едва он миновал середину реки, как снаряд прямым попаданием угодил в носовую часть лодки. Мгновение — и река сомкнулась над лодкой. Из оставшихся в живых не все дотянули до берега. Раненые выбивались из сил и тонули, других настигли пули, осколки мин и снарядов.
За ночь немцы подтянули новые резервы. Поэтому с началом дня оказали сильное сопротивление. Налетели фашистские самолеты, ударила артиллерия. Дальнейшая переправа стала невозможной. Для тех, кто достиг западного берега, положение оказалось тяжелым.
Чтобы держаться — их было слишком мало. Переправочных средств не было. Путь отхода к своим отрезан. Ничего не оставалось, как замаскироваться и ждать темноты. Шалашков выбрал место около берега, под старой раскидистой ивой, где вода была всего по грудь. Тенистые ветви почти касались воды и образовали густой шатер. Полог из листьев над головой укрывал от глаз надежно, это успокоило Николая.
Но спокойствие длилось недолго. Не прошло и десяти минут, как сапер замерз, вода становилась нестерпимо холодной. Вызывала беспокойство чужая речь, слышавшаяся на берегу, автоматные очереди. То тут, то там появляются немцы, подбирая трупы своих солдат и добивая наших раненых бойцов. Вдруг трескучая автоматная очередь разорвала тишину совсем близко от Николая. Над самой его головой взвизгнули пули. Совсем рядом раздались чужие голоса. «Заметили или нет?»— промелькнуло у него в голове.
Затем Николай увидел в просвете между ветвями немцев: два дюжих фашиста прямиком шли на него. Автоматы прижаты к серо-грязным шинелям. Еще минута —и они возле него.
Шалашков мгновенно весь напрягся. Беспокойно зашарил руками по траве на берегу, нащупал холодную сталь автомата. Немцы подходят все ближе. Вот они совсем рядом. Николаю кажется, что он слышит тяжелое дыхание гитлеровцев. Сжав губы, стиснув челюсти и словно срастаясь с автоматом, он смотрел на фашистов сквозь прорезь прицела, держа палец на спусковом крючке. Секунда — и короткая очередь прозвучала глухо, прерывисто. Один фашист уткнулся в землю. Второй, пробежав несколько шагов, упал. «Вот еще двумя захватчиками стало меньше»,— с удовлетворением подумал Шалашков, маскируя в траве автомат.
К вечеру погода ухудшилась. Небо заволокло тучами. Подул ветер, хлесткий, резкий. С неба посыпался не то дождь, не то снег. Николаю казалось, что внутри у него все заледенело. От усталости, нервного напряжения, от холода его била неудержимая дрожь, зуб на зуб не попадал. Обхватив плечи руками, Николай всеми силами старался удержать эту противную дрожь, крупную, бьющую откуда-то изнутри. Сильно мучил голод. Николай чувствовал, что силы покидают его. Непросто было прожить ему эти часы. «Только бы продержаться до темноты»,— думал он. И держался.
С наступлением темноты Шалашков недалеко от себя услышал разговор. Прислушался: немцы. Они притянули три лодки, спустили их на воду у берега и ушли, по-видимому, за подручными материалами. У Николая будто все зазвенело внутри от радости. «В лодку и к своим»,— мелькнула мысль. До лодок не так уж далеко, может, шагов пятнадцать, двадцать. Собрав остатки сил, он пополз по кочкастому берегу к лодкам. Тяжело было ползти. Ноги не повинуются, будто к ним привязаны гири. Намокшая, как губка, шинель стесняет движения, прижимает к земле. Но Николай ползет. Ползет нескладно, рывками. Передохнув, снова ползет. Когда до лодки было совсем близко, силы оставили его. «Ну, ну... чего же ты? Еще немного. Ползи»,— приказывает обессиленному телу несломленная воля сапера. И он опять ползет, только бы фашисты не отсекли его от лодок. Мучительными были эти двадцать шагов. Добрался все-таки. Вот и лодки.
Шалашков одну из них с большим трудом, тяжело дыша от усталости, потянул вдоль берега. В кустах разыскал длинный обломок доски и приспособил его вместо весла. Не успел он оттолкнуться от берега, как совсем рядом услышал русскую речь. Это был не голос, а шепот: «Эй, браток, не оставляй нас». Как оказалось, это были два раненых бойца, которые тоже укрывались в глубокой, заросшей крапивой яме. Николай помог раненым перебраться в лодку и отчалил от берега.
Не так-то легко с доской вместо весла преодолеть реку. Лодку швыряло на волне, разворачивало по течению. Но сапер изловчился, наперекор течению направлял ее на нужный курс и греб. Греб, сколько было сил, стремясь быстрее добраться до своего берега, до своих. Даже ослабевшие солдаты, забыв на время о ранах, помогали грести, кто как мог. А каким стремлением были наполнены у всех сердца, как горели глаза!
Через час Николай Шалашков уже сидел среди однополчан, хлебал из котелка солдатский наваристый суп и рассказывал подробно о только случившемся с ним, обычном в военное время, эпизоде.
За проявленную храбрость и отвагу при переправе Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 17 октября 1943 года Николаю Шалашкову было присвоено звание Героя Советского Союза.